Музыкант успешно совмещает обязанности ректора Санкт-Петербургской консерватории с творческой стезей дирижера, виолончелиста и преподавателя. Мне удалось задать несколько вопросов маэстро о его разнообразной и, возможно, где- то неожиданной деятельности.
«Человек учится играть всю жизнь»
– По общему мнению, виолончель по звуку – самый близкий к человеческому голосу инструмент. Какой для вас является виолончель?
– Да, действительно, виолончель – один из тех инструментов, который более всего напоминает человеческий голос, предоставляя музыканту уникальный язык высказывания. Откровенно говоря, я сам не выбирал инструмент. Когда я начал играть на виолончели, мне было 6 лет. Выбор был сделан, конечно, моими родителями. О том, что для меня значит виолончель, я стал задумываться примерно к годам 15–16. Возможно, точного определения я пока не нашел. Важно то, что я продолжаю совершенствовать свои навыки игры по сей день, получая от этого удовольствие, и есть постоянное желание двигаться дальше. Говорят, что на любом музыкальном инструменте учатся играть всю жизнь. Это правда.
– Как вы подходите к выбору репертуара?
– Репертуар для виолончели не слишком обширен. Многие виолончелисты-виртуозы пробуют осваивать скрипичные сочинения, делают сами или используют уже созданные транскрипции на темы из разных опер, симфонических и инструментальных сочинений. Это очень любопытный и сложный выбор. Один из примеров – легендарные скрипичные каприсы Паганини. Но транскрипции не всегда бывают удачны: порой слышишь не сам опус, а то, насколько музыканту тяжело его исполнять с технической точки зрения. А вот удачный пример – роскошная скрипичная соната Сезара Франка, которая родилась заново в версии для виолончели. Если говорить о сочинениях, написанных специально для виолончели, то Концерт Камиля Сен-Санса, который я сыграл в Петрозаводске, – одно из лучших сочинений мирового репертуара для этого инструмента. Оно раскрывает практически весь спектр возможностей виолончели. Для выступления репертуар мы далеко не всегда выбираем сами. Сначала необходимо его согласовать с руководством площадки с учетом акустики зала, с дирижером, чтобы иметь информацию о технических возможностях оркестра. Часто приходится готовить специальный репертуар, исходя из особенностей параметров конкретного зала и заказа программы. Так, в одной из тематических программ для Малого зала Санкт-Петербургской филармонии, которая должна была состоять исключительно из скрипичных опусов, переложенных для виолончели, мне пришлось самому сделать транскрипцию знаменитой ми-минорной Сонаты Моцарта, поскольку для виолончели он не создал практически ничего.
«Виолончель – это не только красиво»
– Какие события в вашей жизни или, возможно, люди, повлияли, образно говоря, на «процесс осознанной любви» к виолончели и профессии?
– Я всегда восхищался и восхищаюсь игрой таких мастеров, как Рудин и Герингас. И мне очень повезло с наставниками. Не могу не вспомнить своего любимого учителя, выдающегося музыканта профессора Анатолия Павловича Никитина, у которого учились практически все виолончелисты Санкт-Петербурга. Он был человеком, безмерно преданным своему делу, и строжайшим образом, порой в грубой, но эффективной форме прививал отношение к процессу обучения и будущей профессии. Занятия начинались в 9 утра, и не дай бог было опоздать… Ценность такого жесткого подхода преподавателя понимаешь уже в более зрелом возрасте, когда за плечами работа в оркестре, которая требует высшей формы самоорганизации. Когда я проходил обучение в Музыкальном училище при Московской консерватории, у меня был опыт работы с ассистенткой знаменитой Наталии Шаховской, Гаяне Мндоян, которая была непревзойденным специалистом в постановке рук. Она вложила значительный труд в мой аппарат. «Виолончель – это не только красиво, это еще и трудно». Тогда эта знаковая фраза стала актуальной, как никогда. А еще я долгое время работал в оркестре, где творили яркие и уникальные дирижеры: Юрий Темирканов, Марис Янсонс. Это выдающиеся профессионалы своего дела. Речь идет о Заслуженном коллективе России – академическом симфоническом оркестре Санкт-Петербургской филармонии.
- Есть ли у вас личный опыт в композиторстве?
– Сочинять музыку, заниматься композиторством – это, наверно, слишком сильно сказано. Существует творческое объединение «Меломаны», которое возникло более тридцати лет назад во время обучения в школе-десятилетке при Ленинградской консерватории. Я с юности играю на бас-гитаре и пою, мы с моими школьными товарищами вместе создаем песни. В данном случае я боюсь произносить слово «сочинять». Наш творческий процесс протекает в простой форме: кто- то сочиняет мелодию, кто-то – текст, и далее каждый делает то, что лучше получается. Это такой свободный формат творчества с элементами импровизации. Но музыкальный опыт, конечно, помогает. В легком жанре важно, чтобы было просто, доступно и не было желания показать себя слишком умным. А если людям хочется послушать песню еще раз, значит, она написана искренне.
Об академической музыке
– Сейчас становятся популярными новые формы исполнения классической музыки, порой идущие вопреки традициям. Как вы относитесь к такому явлению?
– Мне сложно ответить на этот вопрос однозначно. В глубине души я категорически против. Считаю, что академическая музыка сама по себе достаточно содержательна. Это настолько чистый вид искусства, способный вызывать самые разнообразные эмоции, что придумывать новые формы, на мой взгляд, не следует. С другой стороны, если на концерт приходит недостаточное количество публики, то он признан нецелесообразным. И здесь практически любой креативный рекламный ход может приниматься в качестве способа продвижении концерта. Это дань времени и, возможно, общественный вызов. Думаю, бороться с этим бессмысленно, поскольку мир меняется, и это нужно принять как данность. Сегодня, например, полностью изменилась индустрия звукозаписи. Найти любое музыкальное сочинение не составляет особого труда – все есть на просторах Интернета. Но пропала, увы, ценность поиска. Все стало общедоступным и в какой- то степени потребительским. Если музыка не понравилась, можно нажать «delete» и удалить ее. Вероятно, это вызов времени?
Классическая музыка делает человека лучше. Она должна звучать во всех филармонических залах страны, иначе мы можем утратить духовные ценности.
– Вы возглавляете Санкт-Петербургскую консерваторию, одновременно являетесь виолончелистом и педагогом. Как удается сохранить баланс и остаться при этом сильной волевой личностью?
– Очень важно уметь правильно распределять свое время. Каждый день в рамки моего рабочего графика входят утренние часы для административного управления, а вторая половина дня – время творческих инициатив: работа с учениками-виолончелистами, репетиции с Симфоническим оркестром консерватории, которым я руковожу, и многое другое. Это скорее технический момент. Волевой момент появляется неосознанно. Я делаю то, что люблю. Важно уметь переключаться и получать импульс от разрядки при переходе на что- то кардинально другое. Если бы я занимался только творческой или исключительно административной работой, я бы сошел с ума, мне было бы гораздо сложнее жить. Умение не расслабляться, быть в графике, контролировать свое время – эти качества важны и для творческой личности, и для должности руководителя, которая также является творческой. Баланс между этими направлениями делает меня крайне собранным и трудоспособным.
Наталья ШАРАЙ
Фото: cdn.spbdnevnik.ru